«История государства Российского» — сочинение Н.М. Карамзина. Замысел этого произведения возник в 1802—1803 гг., когда Карамзин издавал журнал «Вестник Европы», где были напечатаны первые его исторические опыты. В октябре 1803 г., благодаря усилиям своего покровителя М.Н. Муравьева, Карамзин получает титул историографа и ежегодный пенсион в 2000 рублей с тем, чтобы написать полную историю России. Эта работа продолжалась в течение 22 лет до самой смерти писателя. Первые восемь томов «Истории...» были напечатаны в 1818 г., через два года осуществлено их второе издание. В 1821 г. напечатан 9-й том, в 1824 — 10-й и 11-й. 22 мая 1826 г. Карамзин умер, не успев завершить 12-й том (опубликован Д.Н. Блудовым в том же 1826 году). При жизни автора появились переводы «Истории...» на французский, немецкий, итальянский и другие языки.
Карамзин не был ученым-историком, не питал особых пристрастий к архивным изысканиям. Труд историка по собиранию и систематизации материалов казался ему «тяжкой данью, приносимой достоверности ». Он не принимает метод критической истории, в то время широко признанный, и задачу своего сочинения определяет чисто литературно, чисто художественно: «выбрать, одушевить, раскрасить» русскую историю и сделать из нее «нечто привлекательное». Карамзин считает, что ученость и глубокомыслие «в историке не заменяют таланта изображать действия». Интерес Карамзина целиком сосредоточен на изображении и описании событий. Что же касается их изучения, то оно в представлении писателя чревато «метафизикой», навязывающей истории собственные выводы. Такой подход ставил автора в зависимость от исторической литературы, которую он использовал. Главным пособием для Карамзина стала «История России с древнейших времен» М.М. Щербатова, а также «История Российская...» В.Н. Татищева.
Свою «Историю государства Российского» Карамзин мыслил не только как историческое, но и как дидактическое сочинение, написанное в назидание современникам и потомкам. Этим же целям служил ряд публицистических произведений писателя: «Историческое похвальное слово императрице Екатерине II» (1801 г.), в котором период правления «матушки» был представлен в виде утопии, «золотого века» отечественной истории; «Записка о древней и новой России» (точнее: «О древней и новой России, в ее политическом и гражданском отношениях», 1810 г.) — краткое изложение историософской концепции Карамзина.
Карамзин безусловно принимает постулат официальной историографии о причинной связи русской истории от состояния монархической власти. Ослабление последней, согласно Карамзину, оборачивается для государства Российского разорением и упадком. Это положение вызвало злую эпиграмму молодого Пушкина: «В его «истории» изящность, простота /Доказывают нам, без всякого пристрастья, / Необходимость самовластья / И прелести кнута». Принадлежность этого текста перу Пушкина оспаривалась многими учеными, но в любом случае эпиграмма показательна как взгляд на произведение Карамзина якобински настроенного современника.
Русские историки более позднего времени находили у Карамзина множество изъянов. Однако слабости Карамзина-историка были перекрыты силой его художественной интуиции, яркостью литературного изложения. Это объясняет двойственное восприятие карамзинской «Истории...»: с одной стороны, настороженное отношение в ученых, университетских кругах, и, с другой, сочувственные отзывы в литературной среде, беспрецедентный читательский успех. Три тысячи экземпляров первого издания 1818 г. были распроданы в течение 25 дней.
Художественная эстетика и стилистика исследования Карамзина складывались в его произведениях 1790-1800-х годов, написанных на историческом материале: повестях «Наталья, боярская дочь», «Марфа Посадница», незавершенной поэме «Илья Муромец» и др. «История государства Российского» — труд историографа, а не профессора-историка. Карамзин — первый из русских писателей, кто сумел оживить и одухотворить историческое повествование. У Карамзина история отечества впервые предстала не в чередовании событий, а в живых лицах, как бы действующих на подмостках гигантской исторической сцены.
До Карамзина в исторических сочинениях событие превалировало над теми, кто были его участниками, свидетелями и даже творцами. Карамзин вывел исторические персоны в качестве протагонистов времени и эпохи. А.С. Пушкин писал, что работая над трагедией «Борис Годунов», следовал Карамзину «в светлом развитии происшествий». И действительно, в «Истории государства Российского» предстает «развитие происшествий», напоминающее движение драматургической фабулы. Драматизация и персонификация исторического описания явилась великим открытием Карамзина-художника. Сочинение Карамзина оказало сильнейшее воздействие на русскую историческую прозу, начиная с «Бориса Годунова», которого Пушкин посвятил «драгоценной для россиян памяти Николая Михайловича Карамзина».
Исторические взгляды Николая Михайловича Карамзина формировались, совершенствовались в соответствии со всем стро-ем его жизни, с его одаренной, хорошо сбалансированной натурой и его колоссальной исторической интуицией, художественным пи-сательским талантом, помогавшим ему проникать в суть эпохи и характеров исторических деятелей.
Раз уже встав на торную доро-гу ученого, отдав всего себя истории России, Карамзин руководст-вовался великой целью — развернуть перед народом его собствен-ную великую историю. Вот это понимание великой цели, большого общеполезного труда неуклонно руководило Н.М. Карамзиным на всем протяжении создания им своей "Истории". К этой мысли он возвращается на ее страницах неоднократно.
И самый смысл его исторической концепции, выраженный в двенадцати томах "Исто-рии" и "Записке о древней и новой России", в которых он достаточ-но полно изложил свой взгляд на исторический процесс, заключа-ется в движении России из исторического небытия через тернии к вершинам организации государственного устройства и на основе этого к вершинам цивилизации, как их понимал Н.М. Карамзин.
Счет "от великого" виден и в его сентенции о том, что "за деньги не делается ничего великого", выраженной в "Записке". Да и вся "Записка" с ее кон-цептуальной оценкой истории России, с ее страстной критикой со-временных Н.М.Карамзину несовершенств, а то и преступных на-рушений в российском государственном устройстве, ярко свиде-тельствует о глубине гражданской заинтересованности историка в движении России по пути прогресса, опять же в его, Карамзина, по-нимании.
Н.М. Карамзин — этот убежденный монархист, сторон-ник самодержавной власти царя как гарантии процветания Рос-сии, ее подданных, каждого человека в отдельности обрушивается с яростной критикой на существующие в стране пороки управле-ния, которые удаляют страну от подлинного величия.
Резкой критике подвергает он финансовую политику прави-тельства, расточительство казны, инфляцию, связанную с внешне-торговыми проблемами после заключения Тильзитского мира .
Н.М. Карамзин совершил подвиг одиночки, но это вовсе не зна-чит, что он был в своем деле одинок. Во-первых, работа, которую он замыслил, имела под собой благодатную почву в виде предшеству-ющих ей мировой историографии и российских исторических со-чинений, во-вторых, все, кто чисто и искренне любил историю Оте-чества, кто был предан научному ее прочтению, на что собственно и претендовал Н.М. Карамзин, оказали ему моральную и материаль-ную поддержку, сочувствие, искренне помогали ему.
И все же Н.М. Карамзин ни в чем не повторил своих предшест-венников. Он не повторил их прежде всего по своему замыслу, ох-вату проблемы. Его "История", хоть и не оконченная, оборванная болезнью и смертью историографа на событиях "междуцарствия", несчастьях России периода "смуты", обнимает практически две с лишним тысячи лет и начинается с первых древнейших упомина-ний римских и греческих писателей о народах, обитавших на тер-ритории России. В сочетании же с "Запиской", которая пусть в сжа-том, но концепционно законченном виде, доводит историю России до начала XIX века, Н.М. Карамзин дал возможность своему чита-телю представить себе весь путь страны в целом.
Он не повторил их и по историко-философской направленно-сти своего труда. Н.М. Карамзин писал поистине в переломное для России, да и всей Европы, время. И само его сочинение явилось от-ветом на вопросы, поставленные эпохой. В первых фразах "Записки" он говорит об этом вполне опреде-ленно: "Настоящее бывает следствием прошедшего. Чтобы судить о первом, надлежит вспомнить последнее. Одно другим, так сказать, дополняется и в связи представляется мыслям яснее ".
Те же мысли выражены им и в первых строках его "Истории"; "История в некотором смысле есть священная книга народов: главная, необходимая; зерцало их бытия и деятельности; скрижаль откровений и правил; завет предков к потомству; дополнение, изъяс-нение настоящего и пример будущего "; история, па мнению Н.М. Карамзина, "представляя воображению ряд веков с их страстями, нравами, деяниями, расширяет пределы нашего собственного бы-тия; ее творческою силою мы живем с людьми всех времен, видим и слышим их, любим и ненавидим, еще не думая о пользе, уже на-слаждаемся созерцанием многообразных случаев и характеров, которые занимают ум и питают чувствительность ".
То была эпоха, главным событием которой стала Великая французская революция , опрокинувшая устои феодализма и абсо-лютизма и открывшая дорогу новым буржуазным общественным отношениям. Развивающийся буржуазный уклад оказывал свое воздейст-вие на все стороны русской жизни, в том числе и на духовную сфе-ру. Просветительские взгляды Новикова, радикализм Радищева, зарождение будущей декабристской идеологии опосредовано от-ражали эти перемены, с одной стороны.
С другой — обновленное заговором 1801 г. царское правительство во главе с интеллигент-ным монархом, потрясенным к тому же убийством отца, стара-лось, как это нередко бывает в начале всякого нового правления, несколькими либеральными шагами без коренной ломки системы успокоить умы, привести быстро ветшавшую самодержавную хра-мину в некоторое соответствие с социально-экономическими требо-ваниями времени. Правительство под-вергалось критике "слева" и "справа". И тем, и другим казалось, что жизнь меняется, но идет она вовсе "не туда" и лишь им сужде-но придать ей истинно верное направление.
Широко образованный, начитанный, объехавший пол-Европы Н.М. Карамзин оказался в водовороте всех этих новых европейских и русских тенденций. Он зорко вглядывался в жизнь, сопоставлял современные события с движением мировой истории, а современ-ных ее героев с героями прошлыми, мучительно размышлял о происходящих делах, стремился, используя опыт истории, опреде-лить путь России в предстоящие годы. Это отразилось частично в его "Письмах русского путешественника", но в полной мере в "Ис-тории Государства Российского".
Принявшись за свой монументальный труд, историк стре-мился осмыслить весь ход русской истории, осветить ее течение с позиций своего времени. И в этом смысле настоящее диктовало ему пути понимания прошлого, как прошлое приходило на помощь в осмыслении настоящего. Это была совершенно новая, концепту-альная история, проблески которой лишь мелькали в сочинениях прежних историков.
Но было бы неверно думать, будто перед нами предстает за-урядный "пропагандист", который пытается втиснуть свои идеи в прокрустово ложе истории, раздвинуть его, приспособить для сво-их идейных манипуляций. Это не так. Эпоха и его собственный та-лант ученого и художника, способного проникнуть в суть общест-венного явления, лишь продиктовали Н.М. Карамзину глубину, масштабы подходов к историческому прошлому, помогли увидеть ретроспекцию процесса.
Инструмент же этого познания он выраба-тывал, осмысливал в соответствии с уровнем достигнутых тогда исторических знаний и неутомимо его совершенствовал, создавал во многом заново и в этом смысле преподал будущим поколениям ученых подлинно исследовательский урок, который один способен оправдать историка, берущегося за ученое перо. Именно в этом смысле его историческое видение было актуальным, современ-ным, он оценивал историю с высоты поставленных обществом за-дач и создавал инструментарий познания, соответствующий этим задачам.
А.С. Пушкин назвал Н.М. Карамзина "последним летописцем". Эта образная характеристика, данная гением, оказалась столь же блестящей, сколь и ошибочной. Она не являлась таковой лишь в том смысле, что Н.М. Карамзин был действительно "последним" по времени из тех деятелей науки, кто пытался воссоздать историю страны. Но автор "Истории" и "Записки" меньше всего может удо-стоиться звания архаического трудолюбивого хроникера.
Н.М. Карамзин и сам протестует против отождествления его с летописцем : "Читатель заметит, что описываю деяния не врознь (курсив автора — А.С.), по годам и дням, но совокупляю их для удобнейшего впечатления в памяти. Историк не Летописец: пос-ледний смотрит единственно на время, а первый на свойство и связь деяний; может ошибиться в распределении мест, но должен всему указать свое место ". Итак, не повременное описание событий ин-тересует его прежде всего, а их "свойство и связь". И в этом смысле Н.М. Карамзина следовало бы назвать не "последним летописцем", а первым действительно подлинным исследователем истории сво-его Отечества.
Он и сам внимательно растолковывает читателю, что понимает под словами "свойство и связь", По существу, эта це-лая научная программа, к которой порой не мешает приглядеться повнимательнее и тем, кто сегодня претендует на высокое звание историка своего народа. Конечно, мы не найдем в ней тех методо-логических высот, которые пришли в мир вместе с открытиями в области обществоведения второй половины XIX — начала XX вв.
Тем более удивительно, что в начале XIX в. Н.М. Карамзин, опира-ясь на достигнутый к тому времени мировой научный потенциал, много размышляя над опытом прошлого, руководствуясь своей ко-лоссальной исследовательской и художественной интуицией, сфор-мулировал ряд исследовательских принципов, которые являются порой нерешенными для историка и в нынешнее время.
На первый план Н.М. Карамзин безусловно выставляет лю-бовь к Отечеству, но вряд ли его можно заподозрить в квасном пат-риотизме — не тот это был интеллект, не тот художественный вкус. Эту любовь он понимает как обостренный интерес к истории своего народа, являющейся частью всемирной истории, как трепет-ное переживание за все взлеты и падения, ниспосланные России. Он не противопоставляет эту любовь интересу к истории других народов и государств.
Напротив, они дополняют и обогащают друг друга. "Если всякая история, — пишет он, — даже и неискусно пи-санная, бывает приятна, как говорит Плиний, тем более отечест-венная... Мы все граждане, в Европе и в Индии, в Мексике и в Абис-синии; личность каждого тесно связана с отечеством: любим его, ибо любим себя. Пусть греки, римляне пленяют воображение; они принадлежат к семейству рода человеческого, и нам не чужие по своим добродетелям и слабостям, славе и бедствиям; но имя рус-ское имеет для нас особенную прелесть: сердце мое еще сильнее бьется за Пожарского, нежели за Фемистокла или Сципиона "; для историка, — уверен Н.М. Карамзин, — "любовь к отечеству дает его кисти жар, силу, прелесть. Где нет любви, нет и души ".
Другим его принципом является следование правде истории, как бы горька она не была . "История не роман и мир не сад, где все должно быть приятно, — замечает Н.М. Карамзин, — она изобража-ет действительный мир ". Что порой мы видим в истории? — вопро-шает автор. — "Междоусобие греческих городов", "Толпы злодей-ствуют, режутся за честь Афин или Спарты как у нас за честь Мо-номахова или Олегова Дома". Здесь и "кровавый пир неистовых римлян", и "чудовище тиранства", "ошибки и разбои" — и все это во-все не является лишь неприятной привилегией западной истории. Нечто подобное читаем мы и на скрижалях нашего Отечества. "Трудные страницы" есть в истории каждого народа — такова мысль Н.М. Карамзина.
Чрезвычайно важен такой исследовательский принцип исто-рика, как стремление постигнуть события изнутри, взглянуть на них не с высоты веков, не взирать на них с отрешенным превосход-ством потомков, а видеть глазами современника. "Мы должны са-ми видеть действия и действующих: тогда знаем Историю ", — пи-шет Н.М. Карамзин.
Н.М. Карамзин понимает ограниченные возможности истори-ка в деле постижения исторической истины, так как в истории, "как в деле человеческом, бывает прямее лжи; однако и характер исти-ны всегда более или менее сохраняется; и сего довольно для нас, чтобы составить себе общее понятие о людях и деяниях" . Историк может и должен творить из того материала, который у него есть, он не может произвести "золота из меди, но должен очистить и медь; должен знать всего цену и свойство; открывать великое, где оно таится, и малому не давать прав великого".
Так самокритично и достаточно скромно оценивает он свои исследовательские возможности, полагая, что главное для истори-ка — это верно схватить "общее понятие" и, если материал позво-ляет дорисовать остальное, изобразив "что есть или было, а не что быть могло". Научная четкость и добросовестность — лейтмотив, который постоянно беспокойно звучит на всем протяжении карамзинской "Истории".
Н.М. Карамзин провозгласил одним из своих принципов соз-дание истории общества в целом, описание всего того, что входит "в состав гражданского бытия людей: успехи разума, искусства, обы-чаи, законы, промышленность", причем стремился "переданное нам веками соединить в систему, ясную стройным сближением час" тей". Этот комплексный подход к истории, пронизанный поняти-ем единства исторического процесса, выявлением причинно-след-ственных связей событий, составляет сердцевину исторической концепции Н.М. Карамзина.
Необычайно высоко ценил Н.М. Карамзин добросовестность в подходе к историческому материалу. Его примечания — это, по признанию самого же автора, «тягостная жертва" достоверности.
И, наконец, нельзя не сказать о том, что в своей "Истории" Н.М. Карамзин поставил и проблему художественного воплощения истории страны. Художественная манера письма была выбрана ис-ториком не случайно, и дело здесь не в том, что его литературный талант явно предрасполагал к этому. Художественность изложе-ния, как непременный закон исторического повествования, была сознательно прокламирована историком, считавшим, что "видеть действия и действующих", стремиться к тому, чтобы исторические лица жили в памяти "не одним сухим именем, но с некоторою нравственною физиогномиею", — это значит знать и чувствовать историю.
Движущей силой исторического процесса он посчитал власть, государство , которое, с одной стороны, сосредоточивает в себе разнообразные усилия общества, а с другой — само является мощным стимулом общественного движения. И весь русский ис-торический процесс, по Карамзину, явился по существу борьбой начал самодержавных с иными проявлениями властвования — на-родоправством, олигархическим или аристократическим правле-нием, удельными тенденциями. Становление сначала единовла-стия, а затем самодержавия стало тем стержнем, на который, по мнению историка, нанизывалась вся общественная жизнь России.
Вся история России делится, по его мнению, на "древнейшую" (от Рюрика до Ивана III), "среднюю" (от Ивана III до Петра I) и "но-вую" (от Петра I до Александра I). Основной чертой первого перио-да была система уделов, второй — единовластие и третьей — "из-менение гражданских обычаев". В чем же причина столь большой стойкости "государствен-ного" подхода к истории? Она очень проста и заключается в том, что именно в политической сфере, как наиболее ярко выражающей социально-экономические, материальные интересы людей, клас-сов, сословий, сублимируется сам исторический процесс. На по-верхности остается проблема власти, отражающая эти материаль-ные интересы.
Карамзин абсолютно верно уловил, внешнюю, поверхностную канву событий . Он убедительно определил, что в те периоды своей истории, когда Россия опиралась на крепкую цен-тральную власть, она добивалась больших успехов как в органи-зации внутренней жизни, так и в сфере внешнеполитической.
Раз-рушение единовластия приводило к анархии, междоусобиям, кро-вопролитной борьбе, губящей народные силы, а в сфере внешней — к поражениям и потере независимости; и лишь новое возрождение единовластия приносило спасение стране. Из европейских стран, пожалуй, ни одна другая не пережила столь длительной, столь чу-довищной удельной междоусобицы, которая закончилась потерей Россией независимости, установлением двухсот сорокалетнего иноплеменного ига и еще двухсотлетнего периода постоянного давления со стороны Польско-Литовского государства на Западе, постоянных набегов враждебных казанских правителей и крымцев на южные и юго-восточные рубежи страны.
Эти события, опреде-лившие на сотни лет ход развития России, поражали воображение любого исследователя, который прикасался к ним. Поразили они своей связанностью с проблемой единой государственности и Н.М.Карамзина. Народная беда слишком долго давила на сознание России и это нашло опосредованное выражение в концепции Н.М.Ка-рамзина, для которого, как мы уже видели, любовь к Отечеству со всеми его взлетами и падениями, успехами и неудачами, радостя-ми и трагедиями была священна.
А вот и общий итог, который подводит Н.М. Карамзин: "Что кроме единовластия неограниченного может в сей махине произ-водить единство действий?". "Россия основалась победами и едино-началием, гибла от разновластия, а спаслась самодержавием".
По существу, линию борьбы двух начал в истории России — централизаторской и децентрализаторской — он провел блестяще, ярко персонифицировал ее, придал ей художественно-психологи-ческую окраску, чем сделал ее еще более жизненной, реальной. От-рицать эту линию лишь потому, что за ней не видится иных, более глубинных оснований, пожалуй, вряд ли целесообразно. И это бо-гатство палитры политической истории страны возвращается к нам вместе с "Историей" Н.М. Карамзина.
В нашем сознании, как уже отмечалось, давно и прочно сло-жился образ Карамзина как ярого монархиста, безоговорочного сторонника самодержавия, человека, ратующего, как говорилось в эпиграмме того времени (с удовольствием повторяемой и ныне) за "необходимость самовластья и прелести кнута" (хотя, как это по-казывают последние изыскания, А.С. Пушкин, кому приписывается эта эпиграмма, вовсе не считал Карамзина поборником крепост-ничества). Говорилось также и о том, что любовь к Отечеству для него означала прежде всего любовь к самодержавию, что он не сумел быть настоящим патриотом, поскольку отказывал своему на-роду в свободе и вольности.
Мне представляется, что подобного рода оценки являются од-ним из тех многочисленных, не подкрепленных научно стереоти-пов, одним из тех "идеологизмов", на которых так долго и бездум-но зиждилась наша общественная мысль.
Самодержавие было для Н.М. Карамзина не примитивным по-ниманием власти, предназначенной к тому, чтобы "тащить и не пущать", подавлять "холопов" и поддерживать дворянство, а яв-лялось олицетворением высокой человеческой идеи порядка, безо-пасности подданных, их благоденствия, гарантом раскрытия всех лучших человеческих качеств гражданских и личных.
В лучших традициях просветительства, в духе просвещенного абсолютизма он рисовал себе идеальный образ такого правления, которое едва ли когда-либо и где-либо было вообще возможно. Его самодержа-вие — это прекрасная утопия дворянского интеллигента, которая сама же вдребезги разбивалась о жестокость прошлой истории страны и реальной современной ему жизни.
Прежде всего, самодержавие для Н.М. Карамзина — это выс-ший арбитр общества, сила, равнодействующая между тенденциями народоправства, аристократии, между различными сословия-ми. Основная цель сильного правления — это создание условий для максимального раскрытия человеческих способностей — зем-лепашца, писателя, ученого; именно такое состояние общества и ведет к истинному прогрессу не только отдельные народы, но и все человечество.
Это возможно лишь в том случае, если в обществе правит свой бал просвещение, если монарх ведет народ в этом на-правлении. Особенно важной задачей самодержавия Н.М.Карам-зин считал подавление олигархии, чье "мучительство" для России было "самым опасным и самым несносным". "Легче укрыться от одного, — писал он, нисколько не идеализируя реальную монархи-ческую власть, — нежели от двадцати гонителей".
Особое значение придает Н.М. Карамзин выполнению монар-хом своих высоких обязанностей по руководству страной; главная же его обязанность — "блюсти народное счастье", а где обязанность, там и закон, "самодержавие не есть отсутствие законов". "Государь не менее подданных должен исполнять свои святые обязаннос-ти". Не личностные свойства самодержца заботят историка, а вы-ражение им государственных предначертаний. Самодержавие в этом смысле для Н.М. Карамзина — "образ Отечества", поскольку в нем соединяются все власти, просвещение же — основа благоденст-вия Отечества.
Защищая идею са-модержавия в ее гуманистическом и просвещенном выражении, ратуя за идеал, Н.М. Карамзин не щадил реальных носителей этой идеи. Он обличал Ярослава Мудрого за введение системы уделов, не оставлял камня на камне от мелких владетельных себялюбцев "удельного" периода. Он откровенно писал о коварстве, жестокости, завистливости Юрия Долгорукого, не щадил первых москов-ских князей, в частности сына Александра Невского Юрия Алек-сандровича, за "подлые интриги" в Орде. Достается от него и люби-мому герою — Дмитрию Донскому .
Он упрекает его в малодушии, проявленном в отражении набега Тохтамыша в 1382 г. Говоря о лич-ных качествах властителя, он в применении к Дмитрию Донскому позволяет себе высказать следующую реплику: "Но добродетели государя, противные силе, безопасности, спокойствию государства, не суть добродетели". Высоко ставя государственные способности Ивана III, он тем не менее обличает его малодушие в период борь-бы с Ахматом, в частности отправление великокняжеской семьи на север страны, где свита Софьи Витовтовны измывалась над посе-лянами.
Откровенно пишет он о жестокости Ивана III, который бросил в темницу своего внука Дмитрия, где тот и умер уже во времена Ва-силия III. Несчастный Дмитрий, по словам Н.М.Карамзина, стал "одною из умилительных жертв лютой политики", а ведь эта поли-тика и была направлена к утверждению "единовластия". И это го-ворится не о каких-то неведомых правителях, а о столпах России — Иване III и Василии III.
На примере Ивана Грозного историк показывает, каким не дол-жен быть монарх. Описание его царствования после смерти Ана-стасии — это по существу страшный мартиролог, бесконечная цепь злодейств против всех слоев русского общества, описание ка-ких-то монстров. "Тирания есть только злоупотребление самодер-жавия", — убеждает он. А ведь речь шла о ярком представителе рюрикова дома, много сделавшего для утверждения самодержав-ной власти, столь милой сердцу Н.М. Карамзина. И не случайно пе-тербургский митрополит Филарет, побывав на публичном чтении в Российской Академии наук отрывков из "Истории", посвященных времени Ивана Грозного, заявил, что ему тяжело видеть "мрачные черты", которые историк "положил" "на имя русского царя".
Уничижительная характеристика дается Карамзиным и Бо-рису Годунову , принесшему в жертву своему честолюбию государ-ственные интересы, и Шуйскому. А попутно ярко, образно, сочно рисует он язвы самодержавного правления, деспотический произ-вол, фаворитизм, злоупотребления царской администрации, карь-еризм, нарождающуюся бюрократию и убийственные для России последствия этого процесса, роскошь власть имущих.
Петра I Н.М. Карамзин оценивает весьма противоречиво. С одной стороны, это государь, много сделавший для величия Рос-сии, укрепления в ней самодержавия, а с другой — он пошел на та-кое "совершенное присвоение обычаев европейских, которое нанес-ло стране огромный ущерб. Страсть к новому в его действиях пре-ступила все границы". Все русское, особенное было искоренено, "высшие отделились от низших" (поразительно это наблюдение, носящее социальный характер). "Мы стали гражданами мира, но перестали быть в некоторых случаях гражданами России, — виною Петр".
Как известно, своей "Истории" Н.М. Карамзин предпослал "по-священие" Александру I, которое как в прошлом, так и теперь вы-зывает удивление читателей верноподданнической риторикой. В конце этого памятника придворного лицедейства, которое, возмож-но, и освободило "Историю" от цензуры и подарило ей гриф царя, Н.М. Карамзин даже заявляет: "История народа принадлежит царю".
В свое время историк М.П. Погодин назвал "Посвящение" "под-носительным". Но даже здесь Н.М. Карамзин ухитрился дать свою оценку царствованию и порекомендовать Александру I шаги в духе концепции просвещенного абсолютизма. Отметив, что с победой над Наполеоном в России наступила "новая эпоха", во что верило тогда большинство думающего общества, Н.М. Карамзин далее под-черкивает, что мир государю необходим, чтобы "властвовать для пользы людей, для успехов нравственности, добродетели, Наук, Искусств гражданских, благосостояния государственного и част-ного". Программа начертана; вновь Н.М. Карамзин возвращается к своей излюбленной, но, увы, утопической идее о самодержавии как власти, существующей ради процветания общества и благоден-ствия человека.
Отечественная история под пером Н.М. Карамзина движется вместе с историей Европы и Азии, они неотделимы друг от друга. Он подробно рассказывает, используя восточные источники, о соз-дании державы Чингисхана и начале его военных предприятий; а переходя к нашествию татаро-монголов на русские земли, знако-мит читателя не только с их внутренним положением, но и состоя-нием западных границ — отношением Руси с Венгрией, Швецией, Орденом, Литвой.
Читатель знакомится с открытием Америки, историей "раско-ла Лютерова", изобретением книгопечатания, другими примеча-тельными событиями мировой истории. С каждым периодом на-растает сложность и многослойность отечественной истории в из-ложении Н.М. Карамзина, включаются все новые и новые линии, обусловленные развитием страны, событиями, происходящими в сопредельных странах.
Органической составной частью отечественной истории явля-ется у Н.М. Карамзина народ. Конечно, он не стоит на авансцене ис-тории как великие князья, цари, знаменитые полководцы, церков-ные иерархи, но его незримое присутствие ощущается всюду. Это присутствие народа в истории, кажется, было заложено в повест-вовании еще автором нашей знаменитой летописи "Повести вре-менных лет" и с тех пор эта традиция, обогащаясь, шла из летопи-си в летопись, из одного исторического труда в другой.
Народ виден и слышен в описаниях сельской жизни, ремесла; историк доносит до своего читателя картины тяжкого труда паха-ря и ремесленника, ратного подвига простых людей в многочис-ленных войнах. Народ виден на крепостных стенах во время обо-роны русских городов от иноземных захватчиков и в период меж-доусобных схваток русских князей. Его грозный голос слышен во время многочисленных бунтов со времен еще Киевской Руси. Н.М. Карамзин практически не обходит ни одного крупного народ-ного выступления древности.
Все чаще его перо обращается к страницам, описывающим народные волнения в период строительства Московского царства и его дальнейшего укрепления в XVI в. "Мос-ква волновалась", начинался "ропот народный" — этот рефрен весь-ма постоянен в "Истории", посвященной периоду создания Русско-го централизованного государства. Мы не можем отказаться от мыс-ли, что вся большая политика царского дворца, интриги бояр, борь-ба старинных княжеских и боярских кланов проходила на фоне не-устанной активности народных масс, их заинтересованности в том или ином политическом предприятии.
И этому же народу, как мастерски показывает Н.М. Карамзин, нередко приходится платить дорогую цену за проявление тех или иных политических симпатий и антипатий. Народная кровь льется рекой на страницах "Истории государства российского".
Создавая "Историю", Н.М. Карамзин окидывал мысленным взо-ром не только все движение российского общества, но и постоянно держал в уме историю России, как часть европейской и общеми-ровой истории. Это не был искусственный европеизм западника или дань сравнительно-историческому методу изложения. Для не-го вся история континента — и шире: вся история Евразии — была единым целым, лишь проявляющимся в специфике отдельных стран. Это был и политический подход зрелого, глубокого ума, сво-бодного как от тенденций прозападного нигилизма, так и русофиль-ского изоляционализма.
Само появление на Востоке Европы крупного восточнославян-ского государства Н.М. Карамзин рассматривает как закономерное явление, последовавшее за падением Римской империи и возник-новением на ее обломках новых государств. Россия, пишет он, во-шла в "общую систему" европейских народов после того, как Рим "ослабел в неге и пал, сокрушенный мышцею варваров северных". До середины XI в., по мнению историка, Русь ни в чем "не уступала в силе и гражданском образовании первейшим европейским дер-жавам..., имея тот же характер, те же законы, обычаи, уставы госу-дарственные..., явилась в новой политической системе Европы с существенными правами на знаменитость и с важною выгодою быть под влиянием Греции, единственной державы, неиспровер-женной варварами".
То, к чему мы медленно с большими колебаниями, дискуссия-ми, всплесками нигилизма подошли лишь в самое последнее вре-мя, Н.М. Карамзин пытался обосновать уже в начале XIX в.
С общеевропейских позиций оценивает Н.М. Карамзин и насту-пление периода феодальной раздробленности. Распадение на уделы, — пишет он, — "общая язва" тогдашнего времени, характерная для всей Европы. Именно здесь началось отставание России от Запада. В ходе "разделения" и "междоусобных войн" "мы стояли или двигались медленно, когда Европа стремилась к просвещению". Россия испытала удар татаро-монгольских орд, который "ниспро-верг" ее. Когда Запад, расставшись с "рабством", развивал просве-щение, открывал университеты, Россия "напрягала силы свои един-ственно для того, чтобы не исчезнуть".
Дальнейшая централизация Русского государства при Ива-не III оценивается им так же, как проявление общеевропейских тенденций: Иван III явился тогда, когда "новая государственная система вместе с новым могуществом государей возникла в целой Европе". Вместе с Иваном III, по его мнению, Россия снова вступила в сонм европейских держав, из которого она была выбита тата-ро-монгольским нашествием. Возвращение России к Европе ак-тивно продолжалось в XVII в., но особенно бурно при Петре I.
Даже в личных характеристиках, полагая, что в течение веков "люди в главных свойствах не изменились", он стремится найти общие образцы. Ивана IV Н.М. Карамзин сравнивает с Калигулой , Нероном , Людовиком XI , Годунов напоминает ему умом Кромвеля.
Так представлял себе Н.М. Карамзин общую связь России с европейской историей.
В нашей историографии уже неоднократно отмечалось, что Н.М. Карамзин не только использовал великолепный для своего времени корпус источников, но и то, что многие из исторических материалов он открыл сам благодаря своей работе в архивах, с ру-кописями, которые ему присылались для работы друзьями и доб-рохотами. Так он впервые ввел в научный оборот Лаврентьевскую и Троицкую летописи, Судебник 1497 г., сочинения Кирилла Туров-ского, Даниила Заточника, многие актовые, дипломатические ма-териалы.
Он широко использовал греческие хроники, сообщения восточных авторов, данные западных анналов, отечественную и зарубежную мемуарную и эпистолярную литературу. Его "Исто-рия" стала поистине русской источниковедческой энциклопедией, она означала серьезный шаг вперед в освоении исследовательской документальной базы, указывала на спорные места, еще имею-щиеся лакуны, звала ученых к дальнейшему продвижению в этой области.
Иногда историка упрекали в потребительском подходе к ис-точнику, иногда — в "текстологических лукавствах", выдвигали против него принцип строгого следования тексту источника, про-верки его на достоверность. Несомненно, что Н.М. Карамзин понимал эти проблемы не хуже своих критиков. Действительно, порой он опирался на недостаточно проверенные критикой данные, ска-жем, хронику Стрыйковского, Никоновскую летопись, ряд сообще-ний Иордана. Его можно упрекнуть и за некоторую увлеченность определенным видом источников. Так, рисуя тиранию Ивана Гроз-ного, его злодейства, историк в основном оперировал иностранны-ми сообщениями, данными А. Курбского, тенденциозность которых во многом очевидна.
Что касается потребительского подхода, то трудно было бы ожидать от сочинения, рассчитанного на массового читателя, ино-го. "История" Н.М. Карамзина, как и "История" С.М. Соловьева, явля-ется трудом столь же научным, сколь и популярным — редкое, увы, сочетание в отечественной историографии. Вместе с тем Н.М. Ка-рамзин прекрасно понимал научную значимость источника, необ-ходимость критического к нему подхода. Можно привести в каче-стве примера его отношение к так называемой Иоакимовской ле-тописи. По существу он ее дезавуировал, перенес спор по поводу ее достоверности в "Примечания", высказался против того, чтобы использовать ее данные. Также он поступил и в иных случаях. С другой стороны, ряд источников он принимал как достоверные и только позднейшая критика выявила их несостоятельность.
Но не во всём историк предвосхитил свой век: он был сыном времени и по общей дворянской настроенности своей идеологии, хо-тя и облагороженной просветительскими идеями, и по общему провиденциалистскому подходу к истории, несмотря на стремление вы-явить ее житейские закономерности, по порой наивным, чисто идеа-листическим оценкам роли той или иной личности в истории.
Его провиденциализм ощущается в оценке крупных истори-ческих поворотов. Он искренне верит в то, что явление Лжедмитрия I в истории России было рукой Провидения, покаравшего Бо-риса Годунова за его ужасный грех — организацию убийства царе-вича Дмитрия. Н.М. Карамзин ни минуты не сомневался в том, что именно Годунов был истинным виновником гибели царевича и его система доказательств не может быть сброшена со счетов.
Во вся-ком случае, А.С. Пушкина она, кажется, убедила полностью, а ис-торическое чутье нашего великого поэта было развито чрезвычай-но. Столь же провиденциалистский подход чувствуется и в оценке роли Москвы в деле объединения русских земель и организации борьбы с Золотой Ордой. "Власть Провидения" постоянно присут-ствует на страницах "Истории", придавая причудливые очертания во многом исторически точным, стихийно правильно понятым ис-ториком процессам развития страны.
Н.М. Карамзин мастерски рисует психологическую обусловлен-ность поступков тех или иных исторических деятелей. Он показы-вает метания Олега Рязанского накануне Куликовской битвы, его страх перед Мамаем и ненависть к Москве, подминающей под себя одно русское княжество за другим. Он много размышляет над ха-рактером Ивана III, который "не будучи тираном подобно своему внуку", тем не менее имел в натуре природную жестокость, "умеря-емую в нем силою разума".
Н.М. Карамзин очень тонко уловил психологический поворот в настроениях Ивана IV после болезни и заминки с присягой со стороны группы бояр на верность его сыну Дмитрию, но особенно после смерти царицы Анастасии; внимательно оценил роль цар-ского окружения в различного рода влияниях на молодого Ивана IV. Пожалуй, единственный среди историков он выявил психоло-гические повороты в различные этапы жизни Бориса Годунова и попытался трактовать его политику, в значительной степени исхо-дящей из этих поворотов.
12 декабря (1 декабря по ст. стилю) 1766 года родился Николай Михайлович Карамзин – русский писатель, поэт, редактор «Московского журнала» (1791-1792) и журнала «Вестник Европы» (1802-1803), почётный член Императорской Академии наук (1818), действительный член Императорской Российской академии, историк, первый и единственный придворный историограф, один из первых реформаторов русского литературного языка, отец-основатель отечественной историографии и русского сентиментализма.
|
|
Вклад Н.М. Карамзина в русскую культуру трудно переоценить. Вспоминая всё, что успел сделать этот человек за краткие 59 лет своего земного существования, невозможно пройти мимо того факта, что именно Карамзин во многом определил лицо русского XIX века – «золотого» века русской поэзии, литературы, историографии, источниковедения и других гуманитарных направлений научного знания. Благодаря лингвистическим поискам, направленным на популяризацию литературного языка поэзии и прозы, Карамзин подарил своим современникам русскую литературу. И если Пушкин – это «наше всё», то Карамзина смело можно назвать «нашим Всем» с самой большой буквы. Без него вряд ли были бы возможны Вяземский, Пушкин, Баратынский, Батюшков и другие поэты так называемой «пушкинской плеяды».
«К чему ни обратись в нашей литературе – всему начало положено Карамзиным: журналистике, критике, повести, роману, повести исторической, публицизму, изучению истории,» - справедливо замечал впоследствии В.Г. Белинский.
«История государства Российского» Н.М. Карамзина стала не просто первой русскоязычной книгой по истории России, доступной широкому читателю. Карамзин подарил русским людям Отечество в полном смысле этого слова. Рассказывают, что, захлопнув восьмой, последний том, граф Фёдор Толстой по прозванию Американец воскликнул: «Оказывается, у меня есть Отечество!» И он был не один. Все его современники вдруг узнали, что живут в стране с тысячелетней историей и им есть, чем гордиться. До этого считалось, что до Петра I, прорубившего «окно в Европу», в России не было ничего хоть сколько-нибудь достойного внимания: тёмные века отсталости и варварства, боярское самовластие, исконно русская лень и медведи на улицах…
Многотомный труд Карамзина не был закончен, но, выйдя в свет в первой четверти XIX века, он полностью определил историческое самосознание нации на долгие годы вперёд. Вся последующая историография так и не смогла породить ничего более отвечающего сложившемуся под влиянием Карамзина «имперскому» самосознанию. Взгляды Карамзина оставили глубокий, неизгладимый след во всех областях русской культуры XIX–XX веков, сформировав основы национального менталитета, которые, в конечном итоге, определили пути развития русского общества и государства в целом.
Показательно, что в XX веке, развалившееся было под нападками революционных интернационалистов здание российской великодержавности к 1930-м годам вновь возродилось – под другими лозунгами, с другими лидерами, в другой идеологической упаковке. но… Сам подход к историографии отечественной истории, как до 1917 года, так и после, во многом остался по-карамзински ура-патриотическим и сентиментальным.
Родился Н.М.Карамзин 12 декабря (1 ст.ст.) 1766 года в селе Михайловка Бузулукского уезда Казанской губернии (по другим данным – в родовом поместье Знаменское Симбирского уезда Казанской губернии). О его ранних годах мало что известно: не осталось ни писем, ни дневников, ни воспоминаний самого Карамзина о своём детстве. Он даже точно не знал своего года рождения и почти всю жизнь считал, что родился в 1765 году. Только под старость, обнаружив документы, «помолодел» на один год.
Вырос будущий историограф в усадьбе отца - отставного капитана Михаила Егоровича Карамзина (1724-1783), среднепоместного симбирского дворянина. Получил хорошее домашнее образование. В 1778 году был отправлен в Москву в пансион профессора Московского университета И.М. Шадена. Одновременно посещал в 1781-1782 годах лекции в университете.
Окончив пансион, в 1783 году Карамзин поступил на службу в Преображенский полк в Петербурге, где познакомился с молодым поэтом и будущим сотрудником своего «Московского журнала» Дмитриевым. Тогда же опубликовал свой первый перевод идиллии С. Геснера «Деревянная нога».
В 1784 году Карамзин вышел в отставку поручиком и более никогда не служил, что воспринималось в тогдашнем обществе как вызов. После недолгого пребывания в Симбирске, где он вступил в масонскую ложу «Золотого венца», Карамзин переехал в Москву и был введён в круг Н. И. Новикова. Он поселился в доме, принадлежавшем новиковскому «Дружескому учёному обществу», стал автором и одним из издателей первого детского журнала «Детское чтение для сердца и разума» (1787-1789), основанного Новиковым. В это же время Карамзин сблизился с семьёй Плещеевых. С Н. И. Плещеевой его долгие годы связывала нежная платоническая дружба. В Москве Карамзин издаёт свои первые переводы, в которых отчётливо виден интерес к европейской и русской истории: «Времена года» Томсона, «Деревенские вечера» Жанлиса, трагедия У. Шекспира «Юлий Цезарь», трагедия Лессинга «Эмилия Галотти».
В 1789 году в журнале «Детское чтение...» появилась первая оригинальная повесть Карамзина «Евгений и Юлия». Читатель её практически не заметил.
Как утверждают многие биографы, Карамзин не был расположен к мистической стороне масонства, оставаясь сторонником его деятельно-просветительского направления. Если сказать точнее, к концу 1780-х годов масонской мистикой в её русском варианте Карамзин уже «переболел». Возможно, охлаждение к масонству стало одной из причин его отъезда в Европу, в которой он провёл более года (1789-90), посетив Германию, Швейцарию, Францию и Англию. В Европе он встречался и беседовал (кроме влиятельных масонов) с европейскими «властителями умов»: И. Кантом, И. Г. Гердером, Ш. Бонне, И. К. Лафатером, Ж. Ф. Мармонтелем, посещал музеи, театры, светские салоны. В Париже Карамзин слушал в Национальном собрании О. Г. Мирабо, М. Робеспьера и других революционеров, видел многих выдающихся политических деятелей и со многими был знаком. Видимо, революционный Париж 1789 года показал Карамзину, насколько сильно на человека может воздействовать слово: печатное, когда парижане с живейшим интересом читали памфлеты и листовки; устное, когда выступали революционные ораторы и возникала полемика (опыт, которого нельзя было приобрести в то время России).
Об английском парламентаризме Карамзин был не слишком восторженного мнения (возможно, идя по стопам Руссо), но очень высоко ставил тот уровень цивилизованности, на котором находилось английское общество в целом.
Осенью 1790 года Карамзин возвратился в Москву и вскоре организовал издание ежемесячного «Московского журнала» (1790-1792), в котором была напечатана большая часть «Писем русского путешественника», повествующих о революционных событиях во Франции, повести «Лиодор», «Бедная Лиза», «Наталья, боярская дочь», «Флор Силин», очерки, рассказы, критические статьи и стихотворения. К сотрудничеству в журнале Карамзин привлёк всю литературную элиту того времени: своих друзей Дмитриева и Петрова, Хераскова и Державина, Львова, Нелединского-Мелецкого и др. Статьи Карамзина утверждали новое литературное направление - сентиментализм.
У «Московского журнала» было всего 210 постоянных подписчиков, но для конца XVIII века - это всё равно, что стотысячный тираж в конце XIX столетия. Тем более, что журнал читали именно те, кто «делал погоду» в литературной жизни страны: студенты, чиновники, молодые офицеры, мелкие служащие различных государственных учреждений («архивные юноши»).
После ареста Новикова власти всерьёз заинтересовались издателем «Московского журнала». На допросах в Тайной экспедиции спрашивают: не Новиков ли с «особенным заданием» посылал «русского путешественника» за границу? Новиковцы были людьми высокой порядочности и, разумеется, Карамзина выгородили, но из-за этих подозрений журнал пришлось прекратить.
В 1790-е годы Карамзин издавал первые русские альманахи - «Аглая» (1794 -1795) и «Аониды» (1796 -1799). В 1793 году, когда на третьем этапе Французской революции была установлена якобинская диктатура, потрясшая Карамзина своей жестокостью, Николай Михайлович отказался от некоторых своих прежних взглядов. Диктатура возбудила в нём серьёзные сомнения в возможности человечества достичь благоденствия. Он резко осудил революцию и все насильственные способы преобразования общества. Философия отчаяния и фатализма пронизывает его новые произведения: повести «Остров Борнгольм» (1793); «Сиерра-Морена» (1795); стихотворения «Меланхолия», «Послание к А. А. Плещееву» и др.
В этот период к Карамзину приходит настоящая литературная слава.
Фёдор Глинка: «Из 1200 кадет редкий не повторял наизусть какую-нибудь страницу из „Острова Борнгольма"» .
Имя Эраст, до этого совершенно непопулярное, всё чаще встречается в дворянских списках. Ходят слухи об удачных и неудачных самоубийствах в духе Бедной Лизы. Ядовитый мемуарист Вигель припоминает, что важные московские вельможи уж начали обходиться «почти как с равным с тридцатилетним отставным поручиком» .
В июле 1794 года жизнь Карамзина едва не оборвалась: по дороге в имение, в степной глуши, на него напали разбойники. Карамзин чудом спасся, получив две лёгкие раны.
В 1801 году – женился на Елизавете Протасовой, соседке по имению, которую знал с детства – на момент свадьбы они были знакомы почти 13 лет.
Уже в начале 1790-х годов Карамзин серьёзно задумывается над настоящим и будущим русской литературы. Он пишет другу: «Я лишён удовольствия читать много на родном языке. Мы еще бедны писателями. У нас есть несколько поэтов, заслуживающих быть читанными». Конечно, русские писатели были и есть: Ломоносов, Сумароков, Фонвизин, Державин, но значительных имён не более десятка. Карамзин одним из первых понимает, что дело стало не за талантами – талантов в России не меньше, чем в любой другой стране. Просто русская литература никак не может отойти от давно устаревших традиций классицизма, заложенных в середине XVIII века единственным теоретиком М.В. Ломоносовым.
Реформа литературного языка, проведённая Ломоносовым, как и созданная им теория «трёх штилей», отвечала задачам переходного периода от древней к новой литературе. Полный отказ от употребления привычных церковнославянизмов в языке был тогда ещё преждевременным и нецелесообразным. Но эволюция языка, начавшаяся ещё при Екатерине II, активно продолжалась. «Три штиля», предложенные Ломоносовым, опирались не на живую разговорную речь, а на остроумную мысль писателя-теоретика. И эта теория часто ставила авторов в затруднительное положение: приходилось употреблять тяжёлые, устаревшие славянские выражения там, где в разговорном языке они давно уже были заменены другими, более мягкими и изящными. Читатель подчас не мог «продраться» сквозь нагромождения устаревших славянизмов, употребляемых в церковных книгах и записях, чтобы понять суть того или иного светского произведения.
Карамзин решил приблизить литературный язык к разговорному. Поэтому одной из главных его целей было дальнейшее освобождение литературы от церковнославянизмов. В предисловии ко второй книжке альманаха «Аониды» он писал: «Один гром слов только оглушает нас и никогда до сердца не доходит».
Вторая черта «нового слога» Карамзина состояла в упрощении синтаксических конструкций. Писатель отказался от пространных периодов. В «Пантеоне российских писателей» он решительно заявлял: «Проза Ломоносова вообще не может служить для нас образцом: длинные периоды его утомительны, расположение слов не всегда сообразно с течением мыслей».
В отличие от Ломоносова, Карамзин стремился писать короткими, легко обозримыми предложениями. Это и по сей день является образцом хорошего слога и примером для подражания в литературе.
Третья заслуга Карамзина заключалась в обогащении русского языка рядом удачных неологизмов, которые прочно вошли в основной словарный состав. К числу нововведений, предложенных Карамзиным, относятся такие широко известные в наше время слова, как «промышленность», «развитие», «утончённость», «сосредоточить», «трогательный», «занимательность», «человечность», «общественность», «общеполезный», «влияние» и ряд других.
Создавая неологизмы, Карамзин использовал главным образом метод калькирования французских слов: «интересный» от «interessant», «утончённый» от «raffine», «развитие» от «developpement», «трогательный» от «touchant».
Мы знаем, что ещё в петровскую эпоху в русском языке появилось множество иностранных слов, но они большей частью заменяли уже существовавшие в славянском языке слова и не являлись необходимостью. Кроме того, эти слова часто брались в необработанном виде, поэтому были очень тяжелы и неуклюжи («фортеция» вместо «крепость», «виктория» вместо «победа», и т.п.). Карамзин, напротив, старался придавать иностранным словам русское окончание, приспосабливая их к требованиям русской грамматики: «серьёзный», «моральный», «эстетический», «аудитория», «гармония», «энтузиазм» и т.д..
В своей реформаторской деятельности Карамзин делал установку на живую разговорную речь образованных людей. И это было залогом успеха его творчества - он пишет не учёные трактаты, а путевые заметки («Письма русского путешественника»), сентиментальные повести («Остров Борнгольм», «Бедная Лиза»), стихи, статьи, переводит с французского, английского и немецкого.
Не удивительно, что большая часть молодых литераторов, современных Карамзину, приняла его преобразования «на ура» и охотно последовала за ним. Но, как и у всякого реформатора, у Карамзина были убеждённые противники и достойные оппоненты.
Во главе идейных противников Карамзина встал А.С. Шишков (1774- 1841) – адмирал, патриот, известный государственный деятель того времени. Старовер, поклонник языка Ломоносова, Шишков на первый взгляд был классицистом. Но эта точка зрения нуждается в существенных оговорках. В противовес европеизму Карамзина Шишков выдвинул идею народности литературы - важнейший признак далёкого от классицизма романтического мироощущения. Получается, что Шишков тоже примыкал к романтикам , но только не прогрессивного, а консервативного направления. Его взгляды могут быть признаны своеобразной предтечей позднейшего славянофильства и почвеничества.
В 1803 году Шишков выступил с «Рассуждением о старом и новом слоге российского языка». Он упрекал «карамзинистов» в том, что они поддались соблазну европейских революционных лжеучений и ратовал за возвращение литературы к устному народному творчеству, к народному просторечию, к православной церковнославянской книжности.
Шишков не был филологом. Проблемами литературы и русского языка он занимался, скорее, как любитель, поэтому нападки адмирала Шишкова на Карамзина и его сторонников-литераторов подчас выглядели не столько научно обоснованными, сколько бездоказательно-идеологическими. Языковая реформа Карамзина казалась Шишкову, воину и защитнику Отечества, непатриотичной и антирелигиозной: «Язык есть душа народа, зеркало нравов, верный показатель просвещения, неумолчный свидетель дел. Где нет в сердцах веры, там нет в языке благочестия. Где нет любви к отечеству, там язык не изъявляет чувств отечественных» .
Шишков упрекал Карамзина за неумеренное употребление варваризмов («эпоха», «гармония», «катастрофа»), ему претили неологизмы («переворот» как - перевод слова «revolution»), резали ухо искусственные слова: «будущность», «начитанность» и т.д.
И надо признать, что иногда критика его была меткой и точной.
Уклончивость и эстетическая жеманность речи «карамзинистов» очень скоро устарели и вышли из литературного употребления. Именно такое будущее предсказывал им Шишков, считая, что вместо выражения «когда путешествие сделалось потребностью души моей» можно сказать просто: «когда я полюбил путешествовать»; изысканную и напичканную перифразами речь «пестрые толпы сельских ореад сретаются с смуглыми ватагами пресмыкающихся фараонид» можно заменить всем понятным выражением «деревенским девкам навстречу идут цыганки» и т.д.
Шишков и его сторонники сделали первые шаги в изучении памятников древнерусской письменности, увлечённо штудировали «Слово о полку Игореве», занимались фольклором, выступали за сближение России со славянским миром и признавали необходимость сближения «словенского» слога с простонародным языком.
В споре с переводчиком Карамзиным Шишков выдвинул веский аргумент об «идиоматичности» каждого языка, о неповторимом своеобразии его фразеологических систем, делающих невозможным дословный перевод мысли или подлинного смыслового значения с одного языка на другой. Например, при дословном переводе на французский выражение «старый хрен» теряет переносный смысл и «означает токмо самую вещь, а в метафизическом смысле никакого круга знаменования не имеет».
В пику карамзинской Шишков предложил свою реформу русского языка. Недостающие в нашем обиходе понятия и чувства он предлагал обозначать новыми словами, образованными из корней не французского, а русского и старославянского языков. Вместо карамзинского «влияние» он предлагал «наитие», вместо «развитие» - «прозябение», вместо «актёр» - «лицедей», вместо «индивидуальность» - «яйность», «мокроступы» вместо «калоши» и «блуждалище» вместо «лабиринт». Большинство его нововведений в русском языке не прижилось.
Нельзя не признать горячей любви Шишкова к русскому языку; нельзя не признать и того, что увлечение всем иностранным, особенно французским, зашло в России слишком далеко. В конечном итоге это привело к тому, что язык простонародный, крестьянский стал сильно отличаться от языка культурных классов. Но нельзя отмахнуться и от того факта, что естественный процесс начавшейся эволюции языка невозможно было остановить. Невозможно было насильно вернуть в употребление уже устаревшие в то время выражения, которые предлагал Шишков: «зане», «убо», «иже», «яко» и другие.
Карамзин даже не отвечал на обвинения Шишкова и его сторонников, зная твёрдо, что ими руководили исключительно благочестивые и патриотические чувства. Впоследствии сам Карамзин и наиболее талантливые его сторонники (Вяземский, Пушкин, Батюшков) последовали весьма ценному указанию «шишковцев» на необходимость «возвращения к своим корням» и примерам собственной истории. Но тогда понять друг друга они так и не смогли.
Пафос и горячий патриотизм статей А.С. Шишкова вызвал сочувственное отношение у многих литераторов. И когда Шишков вместе с Г. Р. Державиным основали литературное общество «Беседа любителей российского слова» (1811) с уставом и своим журналом, к этому обществу сразу примкнули П. А. Катенин, И. А. Крылов, а позднее В. К. Кюхельбекер и А. С. Грибоедов. Один из активных участников «Беседы...» плодовитый драматург А. А. Шаховской в комедии «Новый Стерн» злобно высмеял Карамзина, а в комедии «Урок кокеткам, или Липецкие воды» в лице «балладника» Фиалкина создал пародийный образ В. А. Жуковского.
Это вызвало дружный отпор со стороны молодёжи, поддерживавшей литературный авторитет Карамзина. Д. В. Дашков, П. А. Вяземский, Д. Н. Блудов сочинили несколько остроумных памфлетов в адрес Шаховского и других членов «Беседы...». В «Видении в Арзамасском трактире» Блудов дал кружку юных защитников Карамзина и Жуковского название «Общество безвестных арзамасских литераторов» или попросту «Арзамас».
В организационной структуре этого общества, основанного осенью 1815 года, царил весёлый дух пародии на серьезную «Беседу...». В противоположность официальной напыщенности здесь господствовала простота, естественность, открытость, большое место отводилось шутке и игре.
Пародируя официальный ритуал «Беседы...», при вступлении в «Арзамас» каждый должен был прочитать «надгробную речь» своему «покойному» предшественнику из числа ныне здравствующих членов «Беседы...» или Российской Академии наук (графу Д. И. Хвостову, С. А. Ширинскому-Шихматову, самому А. С. Шишкову и др.). «Надгробные речи» были формой литературной борьбы: они пародировали высокие жанры, высмеивали стилистическую архаику поэтических произведений «беседчиков». На заседаниях общества оттачивались юмористические жанры русской поэзии, велась смелая и решительная борьба со всякого рода официозом, формировался тип независимого, свободного от давления всяких идеологических условностей русского литератора. И хотя П. А. Вяземский – один из организаторов и активных участников общества - в зрелые годы осуждал юношеское озорство и непримиримость своих единомышленников (в частности – обряды «отпевания» живых литературных противников), он справедливо назвал «Арзамас» школой «литературного товарищества» и взаимного творческого обучения. Общества «Арзамас» и «Беседа» вскоре превратились в центры литературной жизни и общественной борьбы первой четверти XIX века. В «Арзамас» входили такие известные люди, как Жуковский (псевдоним – Светлана), Вяземский (Асмодей), Пушкин (Сверчок), Батюшков (Ахилл) и др.
«Беседа» распалась после смерти Державина в 1816 году; «Арзамас», утратив основного оппонента, прекратил своё существование к 1818 году.
Таким образом, к середине 1790-х Карамзин стал признанным главой русского сентиментализма, открывавшего не просто новую страницу в русской литературе, а русскую художественную литературу вообще. Русские читатели, поглощавшие до этого лишь французские романы, да сочинения просветителей, с восторгом приняли «Письма русского путешественника» и «Бедную Лизу», а русские писатели и поэты (как «беседчики», так и «арзамасцы») поняли, что можно и должно писать на родном языке.
В 1802 - 1803 годах Карамзин издавал журнал «Вестник Европы», в котором преобладали литература и политика. Во многом благодаря противостоянию с Шишковым, в критических статьях Карамзина появилась новая эстетическая программа становления русской литературы как национально-самобытной. Ключ самобытности русской культуры Карамзин, в отличие от Шишкова, видел не столько в приверженности обрядовой старине и религиозности, сколько в событиях русской истории. Наиболее яркой иллюстрацией его взглядов стала повесть «Марфа Посадница или покорение Новагорода».
В своих политических статьях 1802-1803 годов Карамзин, как правило, обращался с рекомендациями к правительству, главной из которых было просвещение нации во имя процветания самодержавного государства.
Эти идеи в целом были близки императору Александру I – внуку Екатерины Великой, которая в своё время тоже мечтала о «просвещённой монархии» и полной симфонии между властью и европейски образованным обществом. Откликом Карамзина на переворот 11 марта 1801 года и восшествие на престол Александра I стало «Историческое похвальное слово Екатерине Второй» (1802), где Карамзин выразил свои взгляды о существе монархии в России, а также обязанностях монарха и его подданных. «Похвальное слово» было одобрено государем, как собрание примеров для молодого монарха и благосклонно принято им. Александра I, очевидно, заинтересовали исторические изыскания Карамзина, и император справедливо решил, что великой стране просто необходимо вспомнить своё не менее великое прошлое. А если не вспомнить, так хотя бы создать заново…
В 1803 году через посредство царского воспитателя М. Н. Муравьёва – поэта, историка, педагога, одного из образованнейших людей того времени – Н.М. Карамзин получил официальное звание придворного историографа с пенсией в 2000 руб. (Пенсия в 2000 рублей в год назначалась тогда чиновникам, имеющим по Табели о рангах чины не ниже генеральских). Позднее И. В. Киреевский, ссылаясь на самого Карамзина, писал о Муравьёве: «Кто знает, может быть, без его благомысленного и теплого содействия Карамзин не имел бы средств совершить своего великого дела».
В 1804 году Карамзин практически отходит от литературной и издательской деятельности и приступает к созданию «Истории государства Российского», над которой работал до конца своих дней. Своим влиянием М.Н. Муравьёв сделал доступными для историка многие из ранее неизвестных и даже «секретных» материалов, открыл для него библиотеки и архивы. О таких благоприятных условиях для работы современные историки могут только мечтать. Поэтому, на наш взгляд, говорить об «Истории государства Российского», как о «научном подвиге» Н.М. Карамзина, не совсем справедливо. Придворный историограф находился на службе, добросовестно выполнял работу, за которую ему платили деньги. Соответственно, он должен был написать такую историю, которая была в данный момент необходима заказчику, а именно – государю Александру I, проявлявшему на первом этапе царствования симпатии к европейскому либерализму.
Однако под влиянием занятий российской историей уже к 1810 году Карамзин стал последовательным консерватором. В этот период окончательно сложилась система его политических воззрений. Заявления Карамзина о том, что он «республиканец в душе» могут быть адекватно истолкованы только в том случае, если учесть, что речь идёт о «Платоновой республике мудрецов», идеальном общественном устройстве, основанном на государственной добродетели, строгой регламентации и отказе от личной свободы. В начале 1810 года Карамзин через своего родственника графа Ф. В. Ростопчина познакомился в Москве с лидером «консервативной партии» при дворе - великой княгиней Екатериной Павловной (сестрой Александра I) и начал постоянно посещать её резиденцию в Твери. Салон великой княгини представлял центр консервативной оппозиции либерально-западническому курсу, олицетворяемому фигурой М. М. Сперанского. В этом салоне Карамзин читал отрывки из своей «Истории...», тогда же познакомился с вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной, которая стала одной из его покровительниц.
В 1811 году по просьбе великой княгини Екатерины Павловны Карамзин написал записку «О древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях», в которой изложил свои представления об идеальном устройстве Российского государства и подверг резкой критике политику Александра I и его ближайших предшественников: Павла I, Екатерины II и Петра I. В XIX веке записка ни разу не была опубликована полностью и расходилась только в рукописных списках. В советское время мысли, изложенные Карамзиным в его послании, воспринимались как реакция крайне консервативного дворянства на реформы М. М. Сперанского. Сам автор был заклеймён «реакционером», противником освобождения крестьянства и других либеральных шагов правительства Александра I.
Однако при первой полной публикации записки в 1988 году Ю. М. Лотман вскрыл её более глубокое содержание. В этом документе Карамзин выступил с обоснованной критикой неподготовленных реформ бюрократического характера, проводимых сверху. Восхваляя Александра I, автор записки в то же самое время обрушивается на его советников, имея в виду, конечно, Сперанского, стоявшего за конституционные преобразования. Карамзин берёт на себя смелость обстоятельно, со ссылками на исторические примеры, доказывать царю, что к отмене крепостного права и ограничению самодержавной монархии конституцией (по примеру европейских держав) Россия не готова ни исторически, ни политически. Некоторые из его доводов (например, о бесполезности освобождения крестьян без земли, невозможности в России конституционной демократии) и сегодня выглядят вполне убедительными и исторически верными.
Наряду с обзором российской истории и критикой политического курса императора Александра I в записке содержалась цельная, оригинальная и весьма сложная по своему теоретическому содержанию концепция самодержавия как особого, самобытно-русского типа власти, тесно связанного с православием.
При этом Карамзин отказывался отождествлять «истинное самодержавие» с деспотизмом, тиранией или произволом. Он считал, что подобные отклонения от норм обусловлены волей случая (Иван IV Грозный, Павел I) и быстро ликвидировались инерцией традиции «мудрого» и «добродетельного» монархического правления. В случаях резкого ослабления и даже полного отсутствия верховной государственной и церковной власти (например, во время Смуты), эта мощная традиция приводила в течение короткого исторического срока к восстановлению самодержавия. Самодержавие явилось «палладиумом России», главной причиной её могущества и процветания. Поэтому основные принципы монархического правления в России, по мнению Карамзина, должны были сохраняться и впредь. Их следовало дополнить лишь должной политикой в области законодательства и просвещения, которая вела бы не к подрыву самодержавия, а к его максимальному усилению. При таком понимании самодержавия всякая попытка его ограничения являлась бы преступлением перед русской историей и русской народом.
Первоначально записка Карамзина вызвала лишь раздражение молодого императора, не любившего критики своих действий. В этой записке историограф проявил себя plus royaliste que le roi (большим роялистом, чем сам король). Однако впоследствии блестящий «гимн российскому самодержавию» в изложении Карамзина, несомненно, возымел своё действие. После войны 1812 года победитель Наполеона Александр I свернул многие свои либеральные прожекты: реформы Сперанского не были доведены до конца, конституция и сама мысль об ограничении самодержавия остались лишь в умах будущих декабристов. А уже в 1830-е годы концепция Карамзина фактически легла в основу идеологии Российской империи, обозначенной «теорией официальной народности» графа С. Уварова (Православие-Самодержавие-Народность).
До издания первых 8 томов «Истории…» Карамзин жил в Москве, откуда выезжал только в Тверь к великой княгине Екатерине Павловне и в Нижний Новгород, на время занятия Москвы французами. Лето он обыкновенно проводил в Остафьеве, имении князя Андрея Ивановича Вяземского, на внебрачной дочери которого, Екатерине Андреевне, Карамзин женился в 1804 году. (Первая жена Карамзина, Елизавета Ивановна Протасова, умерла в 1802 г.).
В последние 10 лет жизни, которые Карамзин провёл в Петербурге, он очень сблизился с царской семьёй. Хотя император Александр I со времени подачи «Записки» относился к Карамзину сдержанно, Карамзин часто проводил лето в Царском Селе. По желанию императриц (Марии Фёдоровны и Елизаветы Алексеевны), он не раз вёл с императором Александром откровенные политические беседы, в которых выступал как выразитель мнения противников резких либеральных преобразований. В 1819 -1825 годах Карамзин с жаром восставал против намерений государя относительно Польши (подал записку «Мнение русского гражданина»), осуждал повышение государственных налогов в мирное время, говорил о нелепой губернской системе финансов, критиковал систему военных поселений, деятельность министерства просвещения, указывал на странный выбор государем некоторых важнейших сановников (например, Аракчеева), говорил о необходимости сокращения внутренних войск, о мнимом исправлении дорог, столь тягостном для народа и постоянно указывал на необходимость иметь твёрдые законы, гражданские и государственные.
Конечно, имея за плечами таких заступниц, как обе императрицы и великая княгиня Екатерина Павловна, можно было и покритиковать, и поспорить, и проявить гражданское мужество, и попытаться наставить монарха «на путь истинный». Только недаром императора Александра I и современники, и последующие историки его царствования называли «загадочным сфинксом». На словах государь соглашался с критическими замечаниями Карамзина относительно военных поселений, признавал необходимость «дать коренные законы России», а также пересмотреть некоторые аспекты внутренней политики, но так уж повелось в нашей стране, что на деле - все мудрые советы государственных людей остаются «бесплодны для любезного Отечества»…
Карамзин есть первый наш историк и последний летописец.
Своею критикой он принадлежит истории,
простодушием и апофегмами - хронике.
А.С. Пушкин
Даже с точки зрения современной Карамзину исторической науки, назвать 12 томов его «Истории государства Российского», собственно, научным трудом никто не решился. Уже тогда всем было понятно, что почётное звание придворного историографа не может сделать литератора историком, дать ему соответствующие знания и надлежащую подготовку.
Но, с другой стороны, Карамзин изначально не ставил себе задачи брать на себя роль исследователя. Новоиспечённый историограф не собирался писать научный трактат и присваивать себе лавры прославленных предшественников – Шлёцера, Миллера, Татищева, Щербатова, Болтина и т.д.
Предварительная критическая работа над источниками для Карамзина - только «тяжкая дань, приносимая достоверности». Он был, прежде всего, писателем, а потому хотел приложить свой литературный талант к уже готовому материалу: «выбрать, одушевить, раскрасить» и сделать, таким образом, из русской истории «нечто привлекательное, сильное, достойное внимания не только русских, но и иностранцев». И эту задачу он выполнил блестяще.
Сегодня невозможно не согласиться с тем, что в начале XIX века источниковедение, палеография и другие вспомогательные исторические дисциплины находились в самом зачаточном состоянии. Поэтому требовать от литератора Карамзина профессиональной критики, а также чёткого следования той или иной методике работы с историческими источниками – просто смешно.
Нередко можно услышать мнение, что Карамзин просто красиво переписал написанную давно устаревшим, трудным для чтения слогом «Историю Российскую с древнейших времён» князя М.М.Щербатова, внёс с неё кое-какие свои мысли и тем самым создал книгу для любителей увлекательного чтения в семейном кругу. Это не так.
Естественно, что при написании своей «Истории…» Карамзин активно использовал опыт и труды своих предшественников – Шлёцера и Щербатова. Щербатов помог Карамзину ориентироваться в источниках русской истории, существенно повлияв и на выбор материала, и на его расположение в тексте. Случайно или нет, но «История государства Российского» доведена Карамзиным именно до того места, что и «История» Щербатова. Однако, помимо следования уже отработанной его предшественниками схеме, Карамзин приводит в своём сочинении массу ссылок на обширнейшую иностранную историографию, почти незнакомую российскому читателю. Работая над своей «Историей…», он впервые ввёл в научный оборот массу неизвестных и ранее неизученных источников. Это византийские и ливонские хроники, сведения иностранцев о населении древней Руси, а также большое количество русских летописей, которых ещё не касалась рука историка. Для сравнения: М.М. Щербатов использовал при написании своего труда только 21 русскую летопись, Карамзин активно цитирует более 40. Помимо летописей Карамзин привлёк к исследованию памятники древнерусского права и древнерусской художественной литературы. Специальная глава «Истории…» посвящена «Русской правде», а ряд страниц – только что открытому «Слову о полку Игореве».
Благодаря усердной помощи директоров Московского архива министерства (коллегии) иностранных дел Н. Н. Бантыш-Каменского и А. Ф. Малиновского, Карамзин смог воспользоваться теми документами и материалами, которые не были доступны его предшественникам. Много ценных рукописей дало Синодальное хранилище, библиотеки монастырей (Троицкой лавры, Волоколамского монастыря и другие), а также частные собрания рукописей Мусина-Пушкина и Н.П. Румянцева. Особенно много документов Карамзин получил от канцлера Румянцева, собиравшего исторические материалы в России и за границей через своих многочисленных агентов, а также от А. И. Тургенева, составившего коллекцию документов папского архива.
Многие из источников, использованных Карамзиным, погибли во время московского пожара 1812 года и сохранились только в его «Истории…» и обширных «Примечаниях» к её тексту. Таким образом, труд Карамзина в какой-то мере и сам обрёл статус исторического источника, на который имеют полное право ссылаться историки-профессионалы.
Среди основных недостатков «Истории государства Российского» традиционно отмечается своеобразный взгляд её автора на задачи историка. По мнению Карамзина, «знание» и «учёность» в историке «не заменяют таланта изображать действия». Перед художественной задачей истории отступает на второй план даже моральная, какую поставил себе покровитель Карамзина, М.Н. Муравьёв. Характеристики исторических персонажей даны Карамзиным исключительно в литературно-романтическом ключе, характерном для созданного им направления русского сентиментализма. Первые русские князья у Карамзина отличаются «пылкой романтической страстью» к завоеваниям, их дружина – благородством и верноподданническим духом, «чернь» иногда проявляет недовольство, поднимая мятежи, но в конечном итоге соглашается с мудростью благородных правителей и т.д., и т.п.
Между тем, предшествовавшее поколение историков под влиянием Шлёцера давно выработало идею критической истории, и среди современников Карамзина требования критики исторических источников, несмотря на отсутствие чёткой методологии, были общепризнанными. А следующее поколение уже выступило с требованием философской истории – с выявлением законов развития государства и общества, распознанием основных движущих сил и законов исторического процесса. Поэтому излишне «литературное» творение Карамзина сразу же было подвергнуто вполне обоснованной критике.
По представлению, прочно укоренившемуся в русской и зарубежной историографии XVII - XVIII веков, развитие исторического процесса находится в зависимости от развития монархической власти. Карамзин не отходит от этого представления ни на йоту: монархическая власть возвеличила Россию в киевский период; раздел власти между князьями был политической ошибкой, которая была исправлена государственной мудростью московских князей - собирателей Руси. Вместе с тем, именно князьями исправлены были и её последствия - раздробление Руси и татарское иго.
Но прежде, чем упрекать Карамзина в том, что он ничего нового не внёс в развитие отечественной историографии, следует вспомнить, что автор «Истории государства Российского» вовсе не ставил перед собой задач философского осмысления исторического процесса или слепого подражания идеям западноевропейских романтиков (Ф. Гизо, Ф.Минье, Ж. Мешле), уже тогда заговоривших о «классовой борьбе» и «духе народа» как основной движущей силе истории. Исторической критикой Карамзин не интересовался вовсе, а «философское» направление в истории сознательно отрицал. Выводы исследователя из исторического материала, как и его субъективные измышления, кажутся Карамзину «метафизикой», которая не годится «для изображения действия и характера».
Таким образом, со своими своеобразными взглядами на задачи историка Карамзин, по большому счёту, остался вне господствующих течений русской и европейской историографии XIX и XX веков. Безусловно, он участвовал в её последовательном развитии, но лишь в виде объекта для постоянной критики и ярчайшего примера того, как историю писать не нужно.
Современники Карамзина – читатели и поклонники – с восторгом приняли его новое «историческое» сочинение. Первые восемь томов «Истории государства Российского» были напечатаны в 1816-1817 годах и поступили в продажу в феврале 1818 года. Огромный для того времени трехтысячный тираж разошёлся за 25 дней. (И это несмотря на солидную цену – 50 рублей). Тут же потребовалось второе издание, которое было осуществлено в 1818-1819 годах И. В. Слёниным. В 1821 году был издан новый, девятый том, а в 1824 году следующие два. Автор не успел закончить двенадцатый том своего труда, который увидел свет в 1829 году, спустя почти три года после его смерти.
«Историей…» восхищались литературные друзья Карамзина и обширная публика читателей-неспециалистов, которые вдруг обнаружили, подобно графу Толстому-Американцу, что у их Отечества есть история. По словам А.С.Пушкина, «все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка- Колумбом».
Либеральные интеллигентные кружки 1820-х годов находили «Историю…» Карамзина отсталой по общим взглядам и излишне тенденциозной:
Специалисты-исследователи, как уже было сказано, отнеслись к сочинению Карамзина именно как к сочинению, подчас даже принижая его историческое значение. Многим казалось чересчур рискованным само предприятие Карамзина – взяться писать столь обширный труд при тогдашнем состоянии российской исторической науки.
Уже при жизни Карамзина появились критические разборы его «Истории…», а вскоре после смерти автора сделаны были попытки определить общее значение этого труда в историографии. Лелевель указывал на невольное искажение истины, вследствие патриотических, религиозных и политических увлечений Карамзина. Арцыбашев показал, в какой мере вредят написанию «истории» литературные приёмы историка-непрофессионала. Погодин подвел итог всем недостаткам «Истории», а Н.А. Полевой усмотрел общую причину этих недостатков в том, что «Карамзин есть писатель не нашего времени». Все его точки зрения, как в литературе, так и в философии, политике и истории, устарели с появлением в России новых влияний европейского романтизма. В противопоставление Карамзину, Полевой вскоре написал свою шеститомную «Историю русского народа», где полностью отдался во власть идей Гизо и прочих западноевропейских романтиков. Современники оценили этот труд как «недостойную пародию» на Карамзина, подвергнув автора довольно злобным, и не всегда заслуженным нападкам.
В 1830-х годах «История…» Карамзина становится знаменем официально «русского» направления. При содействии того же Погодина производится её научная реабилитация, вполне соответствующая духу «теории официальной народности» Уварова.
Во второй половине XIX века на основе «Истории…» была написана масса научно-популярных статей и других текстов, положенных в основу известных учебных и учебно-методических пособий. По мотивам исторических сюжетов Карамзина создано множество произведений для детей и юношества, целью которых долгие годы являлось воспитание патриотизма, верности гражданскому долгу, ответственности молодого поколения за судьбу своей Родины. Эта книга, на наш взгляд, сыграла решающую роль в формировании взглядов не одного поколения русских людей, оказав значительное влияние на основы патриотического воспитания молодёжи в конце XIX – начале XX веков.
Кончина императора Александра I и декабрьские события 1925 года глубоко потрясли Н.М. Карамзина и отрицательно сказались на его здоровье.
14 декабря 1825 года, получив известие о восстании, историк идёт на улицу: «Видел ужасные лица, слышал ужасные слова, камней пять-шесть упало к моим ногам».
Карамзин, конечно, расценивал выступление дворянства против своего государя как мятеж и тяжкое преступление. Но среди мятежников было столько знакомых: братья Муравьёвы, Николай Тургенев, Бестужев, Рылеев, Кюхельбекер (он переводил «Историю» Карамзина на немецкий).
Через несколько дней Карамзин скажет о декабристах: «Заблуждения и преступления этих молодых людей суть заблуждения и преступления нашего века».
14 декабря, во время своих перемещений по Петербургу, Карамзин сильно простудился и заболел воспалением лёгких. В глазах современников он был еще одной жертвой этого дня: рухнуло его представление о мире, утеряна вера в будущее, а на престол взошёл новый царь, очень далёкий от идеального образа просвещённого монарха. Полубольной, Карамзин ежедневно бывал во дворце, где беседовал с императрицей Марией Фёдоровной, от воспоминаний о покойном государе Александре переходя к рассуждениям о задачах будущего царствования.
Писать Карамзин больше не мог. XII том «Истории…» замер на междуцарствии 1611 - 1612 года. Последние слова последнего тома - о маленькой российской крепости: «Орешек не сдавался». Последнее, что реально успел сделать Карамзин весной 1826 года - вместе с Жуковским уговорил Николая I вернуть из ссылки Пушкина. Спустя несколько лет, император пытался передать поэту эстафету первого историографа России, но «солнце русской поэзии» в роль государственного идеолога и теоретика как-то не вписалось...
Весной 1826 года Н.М. Карамзин, по совету докторов, решил отправиться на лечение в Южную Францию или Италию. Николай I согласился спонсировать его поездку и любезно предоставил в распоряжение историографа фрегат императорского флота. Но Карамзин был уже слишком слаб для путешествия. Он скончался 22 мая (3 июня)1826 года в Санкт-Петербурге. Похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.
Карамзин Николай Михайлович родился 1 декабря 1766 года и умер 22 мая 1826 года. За 56 лет своей жизни этот великий человек сделал очень многое для развития нашего государства. Позже его будут называть замечательным литератором, представителем эпохи сентиментализма, журналистом и историографом. Но обратимся к самому началу данной истории.
Все началось еще в раннем детстве. После смерти матери мальчик получает ключ от шкафа с огромным количеством книг, в основе которых были нравоучительные романы. Уже тогда Карамзин погружается с мир литературы и с легкостью читает десятки произведений за короткий период времени.
Он получает хорошее гуманитарное образование в частном пансионе доктора философии профессора Шадена, что дало ему великолепное знание старых и новых языков. Позже поступает на военную службу в Преображенский полк, но прослужив чуть более года, Карамзин возвращается на Малую Родину. В качестве легкого собеседника и глубокой личности он привлекает внимание приехавшего в губернию писателя и переводчика Ивана Петровича Тургенева. Эта встреча переворачивает всю его жизнь. Свой творческий путь он начинает с перевода зарубежных произведений, а затем публикует и свои собственные, которые отличаются особым стилем, свидетельствующим вкусом и эстетическими принципами. Начиная с 1791 года, публикуется произведение "Письмо русского путешественника", причиной написания которого стали поездки Карамзина в Западную Европу. Именно "письма" принесли Карамзину огромную известность. Затем публикуется повесть "Бедная Лиза", благодаря лишь двум произведениям, появляется целая эпоха, эпоха сентиментализма. Исходя из его подачи, словарный запас русского государства пополняется большим количеством новых слов, которые имеют популярное применение. Он исследовал все возможности русского языка и предал выразительности. Обогащение лексики привело к появлению таких слов, как "трогательный", "политология", "промышленность" и сотни,не менее важных, других. Впервые именно он стал использовать неологизмы и варваризмы, отдалившись от церковной лексики, используя образец грамматики французского языка. Более того, писатель старается научиться чему-то новому за границей, но и не забывает об успехах России, о чем также делится с иностранцами.
Новым периодом его жизни становится то время, когда в 1803 году Александр I назначает известного писателя историографом, чьей задачей является исполнение бесценного труда над "Историей государства Российского" с 1816-1824 годы, этому Карамзин и отдает всю свою жизнь. Невзирая на неудачу Василия Татищева и М. Щербатова, Карамзин не отступил от своей цели и построил новую основу для написания книг. Писательский талант и политические знания привели его к шедевру, благодаря которому до современного мира дошли сведения прошлых и давно забытых лет. Люсьен Февр писал, что историк - это не тот, кто знает, а тот, кто ищет. Именно этим качеством обладал Карамзин, пропадая днями в стенах императорской библиотеки. «Ты хочешь быть автором: читай историю несчастий рода человеческого - и если сердце твое не обольется кровью, то оставь перо, или оно изобразит нам хладную мрачность души твоей", - говорил Николай Михайлович. Его чувственность и способность правильно излагать мысли позволили ему создать 12 великих томов (первые 8 были опубликованы в 1818 году, последующие 3 были опубликованы в другие годы, и последний вышел в свет после смерти Николая Михайловича), которые издавались в огромном тираже, были интересны обществу и даже переводились на иностранные языки... «Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка - Колумбом»
Карамзин придерживался взглядов абсолютной монархии, смерть императора и восстание декабристов привели его в недоумение. В последние годы жизни его здоровье заметно ухудшилось, из-за нервных срывов и недостатка материальных средств, более того, историограф работал на Александра I бесплатно и получал минимальное жалование. А данные происшествия в политике и вовсе подорвали его здоровье окончательно. В 1826 году Карамзин скончался, оставив нам огромное наследие. Великий вклад, вложенный в историю нашего Отечества, является бесценным.
Аида Тормозова
Ученица Гимназии №30 г. Ставрополь
Районный конкурс
исследовательских работ «Роль Н.М. Карамзина в становлении Российской государственности, посвящённый 250-летию со дня рождения Н.М. Карамзина»
«Роль Н.М. Карамзина в становлении российской государственности»
Насыров Булат Шамилевич
Филиал МОУ Октябрьского сельского лицея в с. Абдуллово, 8 класс
Руководитель: учитель русского языка и литературы Мавлюдова Анна Сергеевна
СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ:
Введение………………………………………………………………………..3
Основная часть
2.1 Личность Н.М. Карамзина…………………………………………………5
2.2. «С чего начинается российская государственность» или труд Н.М. Карамзина «История государства Российского»…………………………….8
2.3 Политические взгляды Н.М. Карамзина………………………………….10
2.4 Какова же роль Н.М. Карамзина в становлении российской государственности?.........................................................................................11
Заключение……………………………………………………………………...13
Использованные источники…………………………………………………….14
ВВЕДЕНИЕ
Способ быть счастливым в жизни есть:
быть полезным свету и в особенности Отечеству.
Н.М. Карамзин
Николай Михайлович Карамзин - фигура важная не только для русской истории, литературы, но и для мировой культуры в целом. До сих пор не снижается интерес к личности Карамзина у отечественных и зарубежных исследователей. В России 2015 год – год литературы, имя Карамзина – центральная фигура регионального проекта Ульяновской области «12 Симбирских литературных апостолов», а самое главное – 2016 год в Ульяновской области провозглашён годом Карамзина.
Несомненно, Н.М. Карамзин сделал многое для развития русской истории, «приспособил» для «русской почвы» французский сентиментализм. Заслуги Карамзина для Отечества можно перечислять бесконечно, но мы решили остановиться на самом главном подвиге этого выдающегося «героя своего времени» - его вкладе в развитие русской историографии как науки, и связанной с ней российской государственности.
Таким образом, цель исследовательской работы – изучение роли Н.М. Карамзина в зарождении российской государственности.
Для достижения цели мы обозначили следующие задачи:
выявить и обобщить материал о личности Карамзина,
собрать и систематизировать материал о событиях в культурной жизни России XIX столетия,
изучить особенности главного труда Карамзина «Истории государства Российского»,
оценить вклад Н.М. Карамзина в многостороннее развитие России.
Объект исследования: личность Карамзина-историка .
Предмет исследования: политический взгляды и идеи Н.М. Карамзина, его отношение к истории как науки об описании жизни народа.
Гипотеза: мы предположили, что Н.М. Карамзин - «отец» российской государственности, впервые открывший всем слоям русского общества «жизнеописание» России с древнейших времен.
Практическая ценность работы: мы убеждены, что наше исследование может послужить методической разработкой для проведения факультативных занятий (классных часов, дискуссий, открытых уроков), посвященных литературе и истории. Работа может пригодиться не только педагогам, но и учащимся, а также и их родителям при изучении личности выдающегося русского государственного деятеля.
Новизна работы заключается в том, что в ней систематизирован и структурирован разрозненный, фрагментарный материал о становлении российской государственности.
Методы исследования: изучение, анализ и обобщение материал в специальной литературе, периодических изданий и Интернет-материалов, беседы со школьным и сельским библиотекарями.
Структура работы включает в себя 3 части: введение; основную часть, в которой дана характеристика деятельности Карамзина в качестве историка; заключение, котором подводятся итоги проведенной исследовательской работы. Работа сопровождается списком использованных источников.
В ходе исследовательской работы нами использованы комплексы разнообразных источников. Это статьи в газетах, журналах, литературном краеведении, материалы Интернет-ресурсов. Особое место среди источников информации занимают Интернет–ресурсы. В настоящее время в Ссети имеется значительное количество информации по теме исследовательской работы. Больший интерес у нас вызвал сайт «Литературная карта», посвященный литературной жизни Ульяновской области.
ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ
2.1 Личность Николая Михайловича Карамзина
Но как говорить о жизни Карамзин а? Достоверно известно о ней немного. Автобиографии писатель не оставил, дневников не вел. Однако многие его произведения такие, как «Письма русского путешественника» или очерк «Чувствительный и холодный», многие читатели и почти все исследователи считают автобиографическими.
Родился он в «симбирской глуши» 1 декабря 1766 года. Предположительно род Карамзин ых происходил от крещеного татарского князя Кара-Мурзы. В фамилии - характерное восточное «кара». Сначала учился дома, а на 14 году жизни отправлен вместе с братьями в пансион Шадена, где изучил немецкий, французский, английский и итальянский языки, кроме того, получил гуманитарное образование.
Еще с рождения Карамзин был записан в гвардейский Преображенский полк, куда по окончании пансиона и прибыл. Прибыл и взял годичный отпуск. По-видимому, военная служба его не привлекала. И хотя позже, в 1782 году он все же начал службу, продлилась она не долго. В 1783 году скончался отец, и под этим предлогом Карамзин вышел в отставку и уехал в Симбирск. Вероятно, военная карьера вообще мало его привлекала.
В Симбирске произошла встреча с Иваном Петровичем Тургеневым, отцом четырех братьев Тургеневых, масоном. Тот увез Карамзин а в Москву. Карамзин оказался в кругу масонов. В центре кружка был Николай Иванович Новиков.
Здесь и закрутилась жизнь литератора. В «кружке» Новикова Николай Михайлович Карамзин сблизился с литераторами московскими: Алексеем Михайловичем Кутузовым, Якобом Ленцом - другом Гёте; у него самого появился интерес к сочинительству. Сначала Карамзин занимался переводами («Юлий Цезарь» Шекспира, «Эмилия Галотти» Лессинга), писал стихи, редактировал «Детское чтение для сердца и разума» и одновременно учился. Через четыре года он покинул кружок. И вот, новый, важный этап в жизни Н. М. Карамзин а – путешествие в Европу.
Карамзин отправлялся в путешествие не как турист, желающий повстречать знаменитостей. В подробностях о путешествии можно узнать из «Писем русского путешественника». Важность этого этапа заключается в том, что путешествие изменило Карамзин а как личность.
Среди самых примечательных его эпизодов можно назвать встречу Карамзин а с Кантом в Кенигсберге. Зачем Карамзин у понадобилось встречаться с Кантом? Видимо, для осмысления. В среде масонов, где Карамзин находился четыре года, отношение к философии Канта было отрицательным. Ибо скептицизм Канта, его вера в разум, а не в чувство, наносили удар по мистицизму масонских теорий. Карамзин хотел понять обе точки зрения. Поэтому он оказался у Канта.
Если судить по «Письмам», дальше Карамзин отправился в Швейцарию, однако есть предположение, что на две недели он отправился в Париж, хотя доподлинно это неизвестно. Потом – Франция, Англия и возвращение, Петербург.
В Петербурге начинается бурная деятельность. Карамзин издает политический «Московский журнал». В нем публикует лучших авторов, но главная цель - из номера в номер выходят «Письма русского путешественника». Число подписчиков достаточное – 210 человек.
С какой целью Карамзин издавал свои «Письма»? Цель связана с общими задачами, которые Карамзин ставил перед собой в то время. Своего рода идеалом для него был Петр I . Он считал императора человеком, открывшим европейскую культуру для Руси. Целью Карамзин а было также открыть просвещенную Европу для русского человека.
Карамзин быстро становится известен. Выходят «Бедная Лиза», повесть «Остров Борнгольм». Затем – поэтические альманахи «Аониды», «Аглая». Люди читают, но все громче слышна критика. И не только от «старожил», недовольны и старые друзья из кружка Новикова. Слишком свободный, легкий язык. Слишком свободные взгляды.
А Карамзин , что испытывал он, узнавая о Франции? Карамзин а нельзя назвать революционером, однако первые годы революции внушали ему надежду на то, что восторжествует справедливость и светлые идеалы человечества. Но следующие годы революции ужаснули его. Это было и его крушение надежд.
В годы правления Александра I Карамзин официально назначен императором на должность историографа в 1803 году. Насколько радостно для Карамзин а это событие? Он становится историографом до конца своих дней. Ему назначено жалованье, у него – новые обязанности. Можно забыть о журналистике, о литераторстве. Начало новой жизни, а Карамзин у тогда 37 лет.
Стоит заметить, что Карамзин и до того интересовался историей. В «Письмах русского путешественника» он рассуждал о том, что у России нет хорошей писаной истории, и из-за этого она кажется менее интересной, чем все остальные. Карамзин , как известно, предлагал историю «одушевить» и «раскрасить», ненужное сократить, «но все черты, которые означают свойство народа Русского, характер древних наших героев….описать живо и разительно» - в то время он был явно преисполнен патриотизма. Были написаны также несколько исторических повестей: «Марфа-посадница», «Наталья, боярская дочь». Карамзин а, видимо, все больше и больше интересовала история . Но без помощи правительства серьезное ее изучение для Карамзин а было невозможно. Было написано письмо к товарищу министра народного просвещения М.Н. Муравьеву, а результат нам уже известен.
2.2. «С чего начинается российская государственность» или «дело всей жизни» Карамзина «История государства Российского»
Вместе с официальным званием историографа Карамзин получил уникальную возможность – доступ к ранее закрытым и неизвестным архивам и рукописям. Но писать такой труд одному было нелегко, ведь до этого Карамзин был литератором, а не ученым. Быть может, ожидали, что Карамзин будет избегать серьезной, сугубо ученой информации. Однако его повествование с самого начало делилось на две части: живой литературный рассказ и ссылки, примечания на летописи. Огромное количество летописей. Неудивительно, что Карамзин у помогали. Рукописи и документы искали, отбирали и доставляли прямо к нему домой специальные сотрудники, возглавляемые начальником Московского архива министерства иностранных дел и знатоком древности А.Ф. Малиновским.
Среди помощников Карамзин а были будущие ученые, они присылали отзывы и замечания на готовые тома. И не только они. Помогали советами и Державин, и Александр Тургенев. Карамзин же собирал воедино всю информацию, обрабатывал и писал. Он был творцом, хотя без посторонней помощи его творение никогда бы не появилось на свет.
Таким образом, работа над «Историей» длилась более двух десятилетий – с 1804 по 1826 год. К 1820 году «История государства Российского» вышла на французском, немецком, итальянском языках. Как опытный журналист Карамзин не собирался выдавать свой труд публике отдельными частями, а хотел представить целое. Поэтому только в 1818 году русский читатель получил первые восемь томов «Истории», повествовавших о древнем периоде России, который многим, даже самым изысканным читателям был незнаком.
Карамзин , обратившись к истории, вынужден был вырабатывать особый жанр для своего повествования. Его жанр это своеобразная самонастраивающаяся модель, на которую влияли и опыт писателя, и привлекавшиеся все новые и новые материалы, требовавшие и нового освещения.
Карамзин сразу отказался от художественного вымысла, а потому не мог воспользоваться каким-то одним из традиционных литературных жанров. Нужно было выработать такую жанровую форму, которая бы соответствовала реальному историческому сюжету, оказывалась способной вместить громадный и разнообразный фактический материал, входивший в «Историю», и, главное, давала писателю широкую свободу в выражении своей позиции.
Но вырабатывать не значило выдумывать, Карамзин решил быть последовательным и в выработке жанра он опирался на национальную традицию. И тут решающую роль сыграла летопись. Писатель не подражал, продолжая летописную традицию.
Замысел «Истории» должен был показать, как Россия, пройдя через века раздробленности и бедствий, единством и силой вознеслась к славе и могуществу. Именно в этот период и возникло заглавие «История государства». В дальнейшем замысел претерпевал изменения. Но заглавие менять уже было нельзя. Однако развитие государственности никогда не было для Карамзин а целью человеческого общества. Оно представляло собой лишь средство. У Карамзин а менялось представление о сущности прогресса, но вера в прогресс, дававший смысл человеческой истории, оставалась неизменной. Реформа языка призвана была сделать русского читателя цивилизованным и гуманным. А после перед Карамзин ым вставала задача – сделать его гражданским. Для этого, считал Карамзин , надо, чтобы он имел историю свой страны. Надо сделать его человеком истории. Именно поэтому, Карамзин стал историком. Истории у государства нет, пока историк не рассказал государству о его истории. Давая читателям историю России, Карамзин давал России историю.
«История» долгое время оставалась главным предметом споров. В декабристских кругах ее встретили критически. Появление «Истории» воздействовало на течение их мысли. Теперь уже ни один мыслящий человек России не мог мыслить вне общих перспектив русской истории. А Карамзин шел дальше. Он работал на IX, X и XI томами «Истории» - временем опричнины, Бориса Годунова и Смуты.
Считается, что работу Карамзин а над «исторической поэмой» оборвала смерть. Однако известно, что задолго до последней болезни историк заявил, что оставляет свою работу.
Итак, проанализировав работу Н.М. Карамзина над «Историей государства Российского», мы подошли к выводу, что именно с началом выхода «в свет» карамзинской «Истории…» российское общество начинает осознавать, что и у их Отечества была и есть история, а значит и государство.
2.3 Политические идеи Н.М. Карамзина
Некоторые исследователи личности Карамзина (например, Ю. Лотман), полагают, что его политико-правовые взгляды формировались под влиянием Великой французской революции.
Карамзин считал, что поскольку традицией, исконным институтом России было самодержавие, основной тенденцией социально-политического развития является эволюция самодержавной власти. Главное содержание - определять развитие просвещения.
Карамзин протестовал против преобразования государственных учреждений. «Всякая новость в государственном порядке есть зло, к коему надобно прибегать только в необходимости: ибо одно время дает надлежащую твердость уставам; ибо более уважаем то, что давно уважаем, и все делаем лучше от привычки». Главной ошибкой законодателей своего времени Карамзин называет создание новых государственных учреждений - разных министерств, Государственного совета и пр.
Под воздействием Французской буржуазной революции конца XVIII в. Н.М. Карамзин отвергает необходимость революционных преобразований в обществе, он подчеркивает, что попытка осуществить мечту о всеобщем равенстве сделала французов несчастными, критикует индивидуализм политико-правовой и философской мысли эпохи Просвещения. Обосновывая незыблемость монархической формы правления, Н.М. Карамзин обращается к русской истории: а Россия всеми своими победами обязана самодержавию. Карамзин настойчиво подчеркивал, особое место России в мировой истории.
Карамзин критически оценивал положения «Указа о вольных хлебопашцах», полагая, что не они, а помещики могут быть основными заготовителями хлеба. Дворяне - основная опора трона, их надзор за крестьянами обеспечивает порядок и спокойствие. Требуется не отмена крепостного права как системы, а установление «благоразумной власти помещика».
Общей мыслью Карамзина было то, что стране нужны не реформы, а «патриархальная власть». По его мнению, дела пойдут в России как должно, если найдется в России 50 людей умных и добросовестных, которые ревностно станут блюсти «вверенное каждому из них благо» россиян.
2.4 Какова же роль Н.М. Карамзина в становлении российской государственности?
Друг историка, поэт П.А. Вяземский писал: «Карамзин - наш Кутузов 12-го года - он спас Россию от нашествия забвения, воззвал ее к жизни, показал нам, что у нас есть отечество».
Об этом же говорил и В. А. Жуковский: «Историю Карамзина можно назвать воскрешением прошедших веков нашего народа. По сию пору они были для нас только мертвыми мумиями. Теперь все они оживают, поднимаются и получают величественный, привлекательный образ».
И уже в наши дни выдающийся исследователь и знаток русской культуры Ю. М. Лотман мудро заметил: «Критики... напрасно упрекали Карамзина в том, что он не видел в движении событий глубокой идеи. Карамзин был проникнут мыслью, что история имеет смысл. Но смысл этот - замысел провидения - скрыт от людей и не может быть предметом исторического описания. Историк описывает деяния человеческие, те поступки людей, за которые они несут моральную ответственность».
Мы убедились, что время не властно над именем Карамзина. Причина этого заключается в огромной силе духовного воздействия на людей его научного и художественного таланта. Его труд - это работа живой души. Ключ же к пониманию личности ученого в природных наклонностях и талантах, в обстоятельствах его жизни, в том, как формировался его характер, в семейных и общественных отношениях.
При всем этом, однако, Карамзина можно назвать одним из первых в отечественной политической мысли авторов модели российской государственности.
Историограф, дополнив всем известную теорию происхождения монархической власти в России, сформулировал национальный принцип, обосновывающий законность правящей династии не столько на фундаменте норм русского права, сколько на основе самобытных, естественно-исторических начал единения самодержавия и народа, что и является выражением коренных национальных интересов россиян.
Таким образом, на наш взгляд, «подняв занавес русской истории», Карамзин доказал российскому обществу, что у российского народа есть прошлое, есть своя история становления государства. И тем самым мы подошли к основному выводу нашего исследования: Н.М. Карамзину по праву принадлежит одна из основных ролей в становлении российской государственности.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Карамзин Николай Михайлович внёс много нового, как в понимание общего хода русской истории, так и в оценки отдельных исторических событий. Он впервые использовал большое число исторических документов, в том числе Троицкую, Лаврентьевскую, Ипатьевскую летописи, Двинские грамоты, Судебники, свидетельства иностранцев и прочие. Имя Николая Михайловича пользовалось широчайшей популярностью не только в прошлом веке, но и ныне. Дарованиями, свойственными Николаю Михайловичу, не обладали ни историки XVIII века, ни историки XIX столетия.
«История государства Российского» пользовалась огромным успехом.
Труд Н.М.Карамзина содействовал повышению интереса к отечественной истории в различных слоях русского общества. Он же доказал русскому обществу о существовании российской государственности.
Петр Андреевич Вяземский оценил труд Карамзина в стихотворной форме:
«Нам предков воскресил он лица,
И каждая его страница –
Их образ в нас запечатлел,
Зерцало древних дней и дел».
А.С.Пушкин вспоминал: «Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную…» . Громаден и важен был вклад Н.М.Карамзина в отечественную историю, историографию.
Не можем не повториться ещё раз: Н.М. Карамзину принадлежит ведущая роль в становлении российской государственности.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ И ДРУГИХ ИСТОЧНИКОВ
Друзья Пушкина: Переписка; Воспоминания; Дневники. В 2-х томах. Т. I /Сост., биографические очерки и прим. В.В. Кунина. - М.: правда, 1986
Карамзин Н. М. История государства Российского в 12 т. под ред. А. Н. Сахарова. – М.:Наука, 1989.
Ключевский В. О. Неопубликованные произведения. «Н.М. Карамзин ». /Не ранее 4 марта 1898 г./ - М., 1983.
Лотман Ю. М. Сотворение Карамзин а. – М.:Мол. Гвардия, 1998. – 382 с., ил.
Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. – М.; Л., 1937 – 1949
Соловьев С. М. Избранные труды. Записки. – М. 1983.
Трофимов Ж.А.Николай Карамзин и Симбирск. Поиски, находки, исследования. – «Ульяновский дом печати», 2009
